
Мы предлагаем широкий выбор товаров лучшего качества по доступным ценам. Купить мефедрон закладку Елгава - купить закладку: кокаин, гашиш, мефедрон, амфетамин, шишки и бошки.
И через Рязань, Тулу, Калугу похудевшим , обтрепанным и совершенно счастливым вернулся в Москву. Все желали поговорить с глазу на глаз со знаменитым проповедником, подолгу ждали его после службы и беседовали друг с другом. В Москву я возвращался иным человеком. Чего мне бояться? С Андреем мы помногу говорили об отце Александре, его проповедях, книгах и миссионерстве среди интеллигенции, о духовной открытости православия другим религиям. Первым делом пришил к дубленке пуговицы, сделанные мною же из медных царских пятаков с орлами, сшил себе брюки из холстины. Мама, в юности провалив экзамены в Гнесинку , всю жизнь пела от души, как хотелось, красивым непоставленным голосом, что-то надрывное: «из Лещенко », городские романсы, «День осенний», а на бис — неизменную «Голубку». Но Сол-женицын действовал мощнее — не как художник, а как воин слова, сокрушавший твердыни лжи и зла. В семнадцать лет, начитавшись Джека Лондона, я вдруг сбежал из дома, точнее, с опостылевшей подмосковной дачи, и ринулся в отчаянное путешествие. Самиздат я дополнял тем, что терпеливо выискивал по букинистическим. Ошалелые взгляды прохожих на улице и в метро ее явно забавляли. Все религии самодостаточны , важны их воплощения в культуре, истории и жизни народов. Подошел, познакомился и не ошибся.
В м году под давлением КГБ был исключен из аспирантуры истфака МГУ, уволен из Института искусствознания. В начале х годов уехал из России, учился в. Да наши летчики были бестрашными и любили свою страну. Моему папе 16 января исполнилось бы тоже больше ста лет и он был военным летчиком.
Но как же быть с комсомолом? Пришлось опять срочно ехать к отцу Дмитрию. Мы замечали, как затихал то один, то другой из нас, появлялся в скучнейшей одежде, отказывался от застольных разговоров и чая с кагором, суровел взглядом, обрастал бородой — зримо воцерковлялся и… пропадал из поля зрения. Колокола не смолкали всю ночь, били в мозг, в душу. Возьми и прочти для начала это, так будет проще приблизиться к церкви. Пообедав в университетской столовой, ехали в центр, гуляли и головокружительно целовались. Осталось сделать лишь несколько последних движений…. Там служит отец Всеволод Шпиллер , священник очень образованный и достойный. Посередине располагался сквер, огороженный чугунными столбами и косой проволочной сеткой много лет спустя такие скверы я увидел в Париже. Они ничуть не походили на «советскую молодежь» — без слов, внешностью и поведением, проповедовали свободу. Во Дворце пионеров на Ленинских горах одновременно посещал киностудию и литстудию. Все вздрогнули, тревожно переглянулись.
В автобусе всю дорогу молчали, простились легкими кивками, и расстались. На коленях, не веря своим ушам, слушал спасительные удары и не мог сдержать слез. Их яростно отрицали с самых разных позиций — спор возобновлялся раз от разу, терял смысл и вновь обретал. На этом наше близкое общение прекратилось, хотя встречались мы еще не раз. Настаивать было бесполезно. Играли и на нем и рассыпаясь по двору — гурьбой, самозабвенно. Многочасовые споры происходили то в мастерской Серебровского, то у Нины и Володи, то в небольшой квартире у Мартынова и его очаровательной, вечно скептичной жены, известной скрипачки Татьяны Гринденко. У всех горели глаза. После службы к старцу потянулись за благословением все, кто был в храме, слышалось тихое:. Мне неизменно везло: стоило попросить, и с первой-второй попытки я мчался вперед. Кто-то доставал у знакомых букинистов полузапретные дореволюционные богословские издания и святоотеческие писания, но для большинства они оказывались слишком «твердой пищей». В огромной квартире, увешанной картинами и рыцарскими доспехами, обедали и ужинали на французский манер, с красным, обычно грузинским, вином и вкуснейшим сыром. Я задумался, ответил асимметрично, вышло на манер амфибрахия:. Препятствовать закрытию дверей транспортного средства.
Собирались у стола и гуляли какие-то гости, из тесноты вываливались в квартирный коридор, а летом — на улицу, и тогда галдел, голосил и плясал весь угол двора. Никто к тебе давно не ходит, ни парни, ни девушки… — многозначительно глянула при последнем слове. Почему православие, а не другие религии? Совет Александра Меня. Знакомство в букинистическом со странным бородачом ввело меня в круг людей, занимающихся йогой, сыроедением и голоданием. Тьма наполнялась светом. Так она оделась в тот вечер, когда мы пришли на флэт к ее подруге Джу. На днях читатель сообщил lz. Таз с холодной водой стоял перед письменным столом.
На истфак в МГУ поступил с ходу, но готовился к экзаменам серьезно, почти год. На станции метро продолжали бесконечный разговор, высматривали полисов, назначали новые стрелки. Но в гораздо большей степени сошелся я с московской богемой авангардного толка. Эти вопросы не давали ни работать, ни спать. В начале х годов лишь зарождалась та новая, ничуть не похожая на стиляг, утонченная подпольная культура, которую позже стали называть Системой. Общались мы около месяца, в течение которого я пересмотрел сотни подозрительно повторяющихся рисунков разных ракурсов и размеров, выполненных карандашом и шариковой ручкой, был возведен в чин гения, а юная жена ушла к родителям:. Но жизнь шла по своим неумолимым законам. Она оглядела меня с ног до головы и улыбнулась, как старому знакомому. Родной язык казался чужим, слова — мертвыми. Нам бы в Евангелии для начала разобраться, какое уж тут богословие… Лучше чайку с нами попей! Маршруты автобуса Германия Калининград. Почти все были студентами-технарями, любили встречаться то в Кинотеатре повторного фильма у Никитских ворот, то в различных ДК, где иногда показывали замечательные ленты прошлых лет. Много лет спустя я узнал, что « мишиге » — это «чокнутые», а « шикер » происходит вовсе не от слова «шик» и означает « пьяница » Потому я и живу, и с вами сейчас говорю. Этих денег как раз хватило, чтобы окупить проезд туда и обратно. Как это ни удивительно, увлеченность модернизмом оградила меня от серьезных неприятностей с неведомыми последствиями и, быть может, именно она помогла мне закончить университет. Это не в наших интересах.
Голубым незнакомым светом манил неуклюжий и безобидный ящик: «КВН». Рядом с Дмитрием Дудко. Исповедоваться нужно, причащаться почаще , молиться побольше и говорить поменьше. В течение зимы несколько раз я принимался писать большой непонятный текст: то ли философский трактат, то ли фантастическую прозу. Отец Дмитрий, к которому я назавтра поехал за советом, приободрил:. И стать другим. Много раз гостеприимные горцы готовы были дать мне за мои джинсы весьма серьезные деньги, но я не уступал, и спустя три года они развалились сами. Все всех знали: и пьяниц, и хулиганов, и настоящего бородатого «попа», сын которого носил крестик и ни с кем не играл, и «таксиста» — дядю Гену, чья «Победа» долгие годы была единственной легковой машиной во дворе, и «ученого» — солидного человека в очках, утром и вечером обходившего сквер со старым доберманом на поводке. Лицо ее за несколько месяцев изменилось еще больше, чем голос: сквозь бледную кожу проступали скулы, плохо подкрашенные воспаленные глаза влажно блестели. Это ощущение лишь усилилось после прочтения там же и в тех же условиях машинописи другого романа, «В круге первом». В один из майских вечеров меня несказанно удивил звонок Ольги.
Становилось ясно: не изощренные умственные построения, не московская «игра в бисер», не буддийская диалектика «единого потока» и не дзенское «озарение» способны привести к окончательному выводу. Окажи любовь! На кухне царствовала общая лениво-ласковая кошка Дездемона, все звали ее Дезька и кормили напропалую. Или уже нет? Я познакомился с нею в университетской библиотеке и вскоре попал в совершенно неизвестную мне среду, далекую от московского богемного подполья. Свет лампадок, тайно горящих в тех неприметных московских квартирах, светит ли он теперь? Под медленный гитарный перебор выходили в круг, танцевали «Цыганочку», а затем и танго, пока Ахмет не подступал с угрозами вызвать милицию. Знакомились, дарили друг другу милые, простенькие подарки, навещали заболевших, искали супругов для истинного брака — церковного. Немалые для студента деньги — двадцать пять рублей — потратил на французское издание «Великих посвященных» Эдуарда Шюре и книгу Фаддея Зелинского «Соперники христианства»: о религиозно-мистических исканиях в эпоху эллинизма. За ним последовали толпы прихожан. Это слово сродни латинскому ver е — «истинно, верно» или variо — «быть разных мнений»? Может быть, потому что разговор не очень клеился, все непрерывно курили, говорили о знакомых, о дикости совка и тупости полисов, переходили на хипповый сленг. Будто вышел из могилы посреди другой жизни.
Юродивая с распущенными седыми волосами, в немыслимом драном малахае и калошах на босу ногу, тихо подвывала хору монашек, матерно бранила приезжих, разгребала снег суковатой палкой, кланялась старцу на тропинке у кельи, он долго гладил ее по голове:. Маршруты автобуса Германия Калининград. В противовес неофитам-консерваторам кое у кого сохранялась тяга к мистицизму и оккультизму. Я колебался, отнекивался. Автобус Калининград Штуттгарт. Две недели жил будто свой в Коктебеле, в палаточном лагере студентов из Сибири. На спектакль? Собирались, соблюдая известную осторожность, учились читать и петь молитвы на церковнославянском, спорили о философии, сути разных религий и спасении души, о назначении искусства, литературы и поэзии. Отец Дмитрий задумался:. Времени совсем нет. Со временем ты найдешь в ней все. В м году окончил МГУ.
Но как же быть с комсомолом? С весны я прочно засел за дипломную работу о журнале московских символистов «Весы», не вылезал из Исторички и Университетской библиотеки, к отцу Дмитрию ездил не каждое воскресенье, с друзьями и знакомыми общался мельком. И потому в каждой религии есть понятия «святость», «праведность»…. Через неделю, хорошо? Олег, вернувшийся из Абхазии, где несколько лет провел в пещерах и скитах у неведомых монахов, пребывал в умной молитве — каменел исхудалым лицом. На станции метро продолжали бесконечный разговор, высматривали полисов, назначали новые стрелки. Дай хоть десятку. Играли и на нем и рассыпаясь по двору — гурьбой, самозабвенно. Потому я и живу, и с вами сейчас говорю. Допрос о дружбе. Мама служила мелким начальником, отвечала за почтовые посылки на разных московских вокзалах. Взыскание погибших…. Это были доброжелательные, умные и очень чуткие люди.
Беседка внутри скверика по вечерам собирала заядлых картежников. Она куда-то спешила, но мы договорились о встрече на завтра, после занятий. Каждого просит и умоляет: живите верой в Отца небесного! Мы разговорились, выкурили по сигарете. Читали Достоевского и Лескова, эмигрантов Шмелева, Зайцева, Никифорова-Волгина, передавали по кругу подпольного пастернаковского «Доктора Живаго», собирали антологии духовной поэзии из стихов Соловьева, Блока, Клюева, Ахматовой, Мандельштама. Через неделю, хорошо? И в поведении, и в нескончаемых разговорах кого-то неизменно заносило: то в восторженную вселюбовь , включая «заблудших» коммунистов и гэбистов , то в опрощение с отрицанием «никчемной» культуры, то в пламенное застольное учительство, слегка подогретое кагором, то в молчаливую, суровую аскезу и безропотное послушание у «старцев». Вскоре отца Дмитрия без объяснения причин перевели служить в подмосковное село Кабаново. Чтение стало настоящим потрясением. Ответ Александра Меня запомнился на всю жизнь:.
Чувствовал, что ее болезнь как-то связана с хиппи, и в тот же день решил больше ни с кем из них не встречаться, какими бы замечательными они ни были. Несколько лет назад столь же оглушительное впечатление я получил от «Мастера и Маргариты». И потому в каждой религии есть понятия «святость», «праведность»…. Неровный сиповатый голос было трудно узнать. Может быть, потому что разговор не очень клеился, все непрерывно курили, говорили о знакомых, о дикости совка и тупости полисов, переходили на хипповый сленг. А в театр твой можно? Как оказалось, навсегда. Каждому нужен учитель веры. Жемчужно светился потолок, мерцал воздух, а в прямоугольнике огромного окна розовела верхушка знакомой башни, витая маковка и крест искрились на невидимом солнце. Или ломались и сбегали прочь. В ХХ веке на Западе они — из лучших. Но жизнь шла по своим неумолимым законам. В открытом море начался внезапный шторм, и я единственный остался на палубе. Уверенно-сти, что я вернусь домой, у меня не было. Сбоку у храмового крыльца тоскливо высилась крышка простецкого гроба. Самиздат я дополнял тем, что терпеливо выискивал по букинистическим.
А нужно быть церковными! Отказаться было невозможно. Легкий акцент выдавал в них по-московски одетых иностранцев. Монах с дореволюционных лет. На этом наше близкое общение прекратилось, хотя встречались мы еще не раз. Поэт владеет тайнами мира наряду с мистиками и духовидцами. Работа в Институте Искусствознания отдалила меня от друзей-христиан, сблизила с маститыми искусствоведами, в тени которых я был обречен долго и покорно прозябать. Но как же быть с комсомолом? Вновь с хиппи. Словесные стычки смягчались взаимным дружелюбием людей, давно оценивших подпольный дух свободы и уважения к чужому мнению. Свет лампадок, тайно горящих в тех неприметных московских квартирах, светит ли он теперь? Эти поцелуи с полузнакомыми людьми напоминали приветствия хиппи, но отношения были строгими, никто не думал ни о каких ухаживаниях. На местных автобусах, электричках, попутках и пешком я пересек несколько областей: от Вязьмы, Смоленска, Полоцка — до Пскова, Изборска и Новгорода, по Золотому кольцу доехал до Поволжья, от Городца на «Ракете» спустился к Горькому, повернул на запад, добрался до затерянного в глуши удивительного Гороховца, от него — к Мурому. Первые дни как никогда болела голова, ныли кости, заходилось сердце, я просыпался среди ночи то в горячем, то в холодном поту и часами лежал без сна. Двое суток бродил по Львову, восхищался музеями, костелами и церквями, так не похожими на православные храмы в России и на католические в Прибалтике. Будто вышел из могилы посреди другой жизни.
Пожал руку и одобрительно кивнул. Мелькнула догадка, что все записывается на магнитофон, который он только что включил. Провел в глубь обширного помещения, похожего на бывшую коммуналку. Это нас сразу сблизило, и я познакомился с безвестным гением лет сорока — Эдуардом Зюзиным. С новыми знакомыми я бродил по залам французской живописи начала ХХ века в Музее изобразительных искусств на Волхонке, мотался на крамольные выставки молодых художников «в институт Капицы», на закрытые просмотры фильмов в ЦДЛ, бесплатные концерты в Малый зал Консерватории. Зато иногда звонили мне. За ним последовали толпы прихожан. Если кто-то начинал говорить о религии, церкви или о каких-нибудь «книгах», я извинялся и вешал трубку: хотелось благополучно закончить истфак и тогда уж перестать осторожничать. Про себя он рассказывал, что его изгнали из Троице-Сергиевой лавры в квартирное подполье за «твердокаменную» веру. От него свет исходит. В палатах, возведенных для немецкого купца Рутца при Петре П ервом, чего только не было впоследствии: жили семьи Нарышкиных, Рагузинских, молдавского господаря Кантемира и фельдмаршала Репнина, располагалось Малороссийское подворье, сменяли одна другую гимназия пастора Глюка , богадельня и Елизаветинская жен-ская гимназия. Но идеологически вы наш противник. Для всех подобных нам он, священник, первое время оставался жителем иного мира и это понимал, приглашал в гости для знакомства. Мой дед по отцу, типичный интеллигент из народа и «мелкобуржуазный недобиток », без конца одаривал меня книжками и красивыми старинными вещицами. Батюшка отдохнуть должен. В будни сможете приехать? Я вынул из хиппового бэга приготовленное полотенце и чистое белье.
Про себя он рассказывал, что его изгнали из Троице-Сергиевой лавры в квартирное подполье за «твердокаменную» веру. В углу двора жили татары, а главным в нашем доме был дворник Ахмет. Амфитеатр большой аудитории на первом этаже нового здания был переполнен, сидели в проходах. Но как же быть с комсомолом? Становилось ясно: не изощренные умственные построения, не московская «игра в бисер», не буддийская диалектика «единого потока» и не дзенское «озарение» способны привести к окончательному выводу. Век буду помнить. У метро, где-то в центре, мелькнуло знакомое лицо. Каких только книг по русской литературе и религиозной философии не было в тамошней библиотеке! Говорим об искусстве, реставрации памятников архитектуры, о кино. На первый взгляд эта тусовка мало отличалась от студенческой компании: сходные разговоры, интересы, «эпатирующий» стиль одежды, вполне привычный для искусствоведческого отделения истфака. Чего только я не напридумывал впоследствии.
Так не хотелось вылететь с факультета, не получив диплома. И если свобода соединяется с любовью, наступает счастье…. Так я опять столкнулся с хиппи. Писал верлибры в духе Аполлинера, читал их знакомым девушкам и любил в разговорах переиначивать Гейне: «Не знаю, где кончается поэзия и начинается небо…». Мне неизменно везло: стоило попросить, и с первой-второй попытки я мчался вперед. Кто бы мог знать, что ждет меня впереди! Заговорили обо мне, о моих увлечениях, планах на будущее. Сколько еще таких групп действуют в латвийском пространстве социальных сетей, можно только догадываться. В углу комнатки, похожей на монашескую келью, висели иконы, горела лампадка, что меня весьма удивило:. Мари не может стряпать и стирать, Зато умеет петь и танцевать….
Как отличались эти разговоры от бесед с Андреем и Эллой, согретых дыханием древнего Средиземноморья — колыбели величайших религий! Христианин не должен лицемерить. Борис был вдвое старше и одевался под мужика-толстовца. А ведь был простым крестьянином. У них я прочел трактат Кандинского «О духовном в искусстве» и скандальный набоковский роман «Лолита». Случайный встречный с Пушкинской площади, Гриша Чапкин , затащил меня «к Гольденвейзеру », рассказал про « смогов » и « изумистов », которые еще не так давно приходили сюда на свои сборища, познакомил с Еленой Ивановной, вдовой и хозяйкой музея-квартиры знаменитого музыканта, писателя и убежденного толстовца. Дома под настроение отец хрипло и глухо пел «для своих » тюремно-блатное: «Фонарики», «Таганка» и что-то теперь совсем уж забытое:. На этом пение оборвалось. Некий «лейтенант госбезопасности Чернов» срочно приглашал меня «на разговор». Он ночевал в соседней комнатушке, через дощатую стенку долго слышались всхлипывания и срывающийся сиплый шепот. Зачем с ней бороться, если она вам жить помогает? Пожал руку и одобрительно кивнул. Квартирный старец. А в начале лета, обзаведясь к тому времени небольшой бородкой, я прогуливался по ночной Москве в черном плаще до пят, изготовленном из цельного куска легкой ткани с невидимыми кнопками-застежками. Но как? Все, что происходило вокруг, казалось изнуряющей бессмыслицей. Видно, остальных укачало, а я как завороженный, уцепившись за борт на самом носу, то падал в бездну и фонтаны соленых брызг, то взмывал к низким облакам.
Я колебался, отнекивался. Но ближе всего я сошелся с замечательным арабистом Исааком Моисеевичем Фильштинским. Двое суток бродил по Львову, восхищался музеями, костелами и церквями, так не похожими на православные храмы в России и на католические в Прибалтике. Будто она с первой нашей встречи повела меня на тот свет. Овдовев, он женился на тете Фросе, польке, сбежавшей из Варшавы от кайзеровских войск. Ты вот залез в кабину, взялся за рычаги, от земли вроде оторвался. Двери этой квартиры всегда были открыты. Все оказалось просто до тошноты. Весной, когда вокруг уже зеленело, в центре города я нос к носу столкнулся со Славой, смущенно хотел пройти мимо, но он меня удержал. Впоследствии она выпустила книгу «Японский театр Н о», издала «Трактат о цветке» Дзэами и «Историю японского театра». А вы….
Забыв о времени, подолгу прощались в прихожих и на станциях метро, наперебой приглашали в гости. Вот что такое истинная, умная вера и любовь! И тут в мастерскую со словами «проверка паспортного режима» нагрянули милиция и штатские. Мне жизнь важнее, чем диплом. Картины — это мои молитвы. Нескольких заработанных рублей вполне хватило на посещение корабельного ресторана, но с тех пор я зарекся морочить голову легковерным, повторяя чепуху из книги Д е Бароля «Тайны вашей руки». Он предлагал именно тот, по-своему понятый «путь вглубь» — без советизмов и диссидентства, — про который говорил отец Александр. Перед экраном размером с почтовую открытку высилась огромная линза с водой. Этих денег как раз хватило, чтобы окупить проезд туда и обратно. По одному, по двое… — отец Дмитрий остановил нас. Но объясни, к чему мне аскетическое богословие, если я жениться хочу, а девушки наши замуж собираются? Я назвал наугад несколько мужских и женских имен. В дни парадов от грохота танков и артиллерийских залпов дрожали стекла…. Бегство в юность. С подозрительным интересом относились к мистическим романам Мейринка , «Утру магов» Повеля и Бержье, суфийским «Сказкам дервишей» Идрис Шаха и ко всей восточной религиозной литературе. Кружки и компании молодых христиан постоянно взаимодействовали, пересекались — от квартиры к квартире, от прихода к приходу, от одной поездки до другой: «к святому Сергию», в Печеры под Псков, в западноукраинский Почаев , в монастыри Белоруссии и Молдавии, иногда в Грузию, а чаще всего в самую свободную от гэбистского надзора Прибалтику — эстонские Пюхтицы , Пустыньку под Елгаву, Вильнюс. Я отстранился от поцелуя. Никогда до этого не испытывал я такого светлого, невесомого покоя. Вспоминал Ольгу и думал: любовь и свобода, как душа и тело, их нельзя разделять, нужно жить, познавая одно в другом. Две недели жил будто свой в Коктебеле, в палаточном лагере студентов из Сибири. Теперь все было иначе. Словесные стычки смягчались взаимным дружелюбием людей, давно оценивших подпольный дух свободы и уважения к чужому мнению.
Из Казани я три с лишним дня плыл домой на палубе теплохода с десятью копейками в кармане, гадая по руке скучающим пассажиркам. Начнем их рисовать, но не все сразу, а ма-аленький такой фрагментик выберем. Машинопись пастернаковских «Стихов из романа» и стихотворения «неофициальных» поэтов были не в счет. И отношения с родителями разладились. Детство кончилось. Больше отца Александра я не видел. Жди, я на днях позвоню. Утром десятого дня я очнулся в ослепительно сияющей комнате. По воскресеньям и церковным праздникам к ним приходили словно на собственный флэт и те, кто давно перестал считать себя пиплами. Собирались у стола и гуляли какие-то гости, из тесноты вываливались в квартирный коридор, а летом — на улицу, и тогда галдел, голосил и плясал весь угол двора. Около Шатрова кругами ходил самиздат: у него я прочел машинописные перепечатки Бродского и Леонида Губанова, «Реквием» Ахматовой и пастернаковские «Стихи из романа», рассказы Мамлеева , поэму Ерофеева «Москва — Петушки». Они ничуть не походили на «советскую молодежь» — без слов, внешностью и поведением, проповедовали свободу. Тем сильнее был эффект, когда он резко перебил мое плетение словес и кольнул взглядом:. Библиотечная цензура лишала шансов прочесть множество важных для меня, но запретных книг, и в Историчку я надолго перестал ходить. Теперь вот и Слава заторчал Каких только книг по русской литературе и религиозной философии не было в тамошней библиотеке!
Кто-то умудрялся попадать на закрытые кинопоказы и увлеченно толковал о «стихийном» христианстве у Феллини, «экзистенциальном» у Антониони, «сюрреалистическом» у Бергмана и Бунюэля , о профанации веры в «Иисусе» Дзефирелли и атеистическом «крике к Богу» в «Гнезде кукушки» Формана … В месте ездили по бывшим церквям и монастырям, ужасались искалеченной России, грезили о «возрождении святой Руси». Мне было уже известно, что хиппи собираются «на Пушке» — у памятника поэту на Пушкинской площади. Я на время бросал писать и принимался за чтение — заказывал в Историчке все, о чем слышал или читал. Он был религиозен и однажды вечером, прихрамывая на вечно больную ногу, привел меня в церковь. От роду мне было двадцать лет. Вы это видели? Шел к исходу октябрь. Чтение стало настоящим потрясением. И через Рязань, Тулу, Калугу похудевшим , обтрепанным и совершенно счастливым вернулся в Москву. Не он один, многие среди тогдашнего духовенства предлагали нам, мирянам, исправлять «рукописание грехов наших» по монашеским прописям. Но девушки все же предпочитали литературу художественную. В двухкомнатной квартирке собралось человек десять, я с Ольгой казался себе центром живописной длинноволосой компании. Защита своих убеждений была стократ труднее защиты диплома или диссертации: речь шла о самом важном в жизни. Отец Павел являл собой законченный образ «православного голема », и все вокруг постепенно становились его подобиями. Все вздрогнули, тревожно переглянулись. В их среде слово «экуменизм» воспринималось не как богословское понятие, а как выражение христианской открытости к верующим разных религий и к неверующим. Машинописная анонимная листовка под названием « Восстаните! Вы с ним столкуетесь, — он обернулся на брюнета с готическим лицом, ткнул в его вязаный джемп и позеленевшую медную цепь на груди. Они яростно схлестывались, отвергая или принимая рок-оперу «Иисус Христос — суперзвезда», заменяли английский рок под акустическую гитару общим пением молитв, дринч — крепким чаем с кагором или без него, считали сигареты греховной слабостью. Хищно закусив папиросу, отдувая струями дыма любопытную мелюзгу , попивая пиво с воблой, а то и водку, они часами играли на деньги в очко и в петуха или предавались другой страсти и с убийственным грохотом «забивали козла». Зачитался совсем, даже на кухню почти не выходишь. Моих родителей во дворе по-своему ценили. После крещения мой знакомый задержался в комнате для беседы со священником. Толком познакомиться со знаменитым защитником верующих не удалось, оба священника быстро прошли в глубь квартиры, а мы постепенно, заговорщически рассеялись в морозной ночи.
Он дал понять, что имеет доступ к православному самиздату, согласился что-то для меня достать и неожиданно спросил:. Все понемногу становилось на свои места. Борис был вдвое старше и одевался под мужика-толстовца. Кто-то внезапно восклицал:. Цель человека, особенно художника, не искать, а обрести Бога, перейти от богоискательства к богослужению — своим творчеством, верой. Овдовев, он женился на тете Фросе, польке, сбежавшей из Варшавы от кайзеровских войск. Что в подражание английским ноблям чеканились золотые монеты с изображением корон, флагов, рыцарских щитов, волнующегося моря и русского государя на корабле с крестом в руках. Совсем иначе, нежели в самиздатовских текстах, открывались духовные богатства Индии — от Упанишад и «Махабхараты» до Калидасы, японские мифы « Кодзики », средневековые любовные повести « косеку-моно », вершины арабской поэзии, неисчерпаемая философская мысль Древнего Китая. Нужно уберечь человека от беды, то есть от нарушения закона. От Эллы я узнал о монахине Иоанне Рейтлингер , ученице Сергия Булгакова и парижской эмигрантке, о ее замечательной иконописи, и даже получил в подарок иконку сестр ы Иоа нны «Знамение Богородицы», впоследствии пропавшую. К сожалению, больше я Штейнберга не встречал. От этих слов выворачивало душу.
Но я не пришел. Мы встречались у него или у меня за кружкой душицы с медом и обсуждали прочитанное. Катя вышла замуж, оставив мне столь драгоценную свободу. У них я прочел трактат Кандинского «О духовном в искусстве» и скандальный набоковский роман «Лолита». Но слишком просто: тогда ладонь должна была бы ударить по лбу изнутри … А как ты относишься к старику Ли Бо? Вслед за Ведами я пытался отыскать свою «сокровенную сущность», осмыслить слияние Атмана с Брахманом, осознать себя не рекой, а водой, которая ее наполняет Перевозить огнеопасные, взрывчатые, отравляющие, легковоспламеняющиеся, ядовитые, едкие и токсичные вещества, огнестрельное оружие без чехлов и соответствующих документов. Каждому нужен учитель веры. Кто бы мог знать, что ждет меня впереди! Но вскоре в окружении отца Дмитрия познакомился с интеллигентным, слегка заносчивым юношей, Сергеем Бычковым, в то время студентом филфака МГУ. Он взял мою папку с рисунками и на обороте черной гуашью набросал композицию, поглядывая на вешалку, сгущая и разбавляя тона, прорисовывая объемы:. Попивали чай, взахлеб говорили о немыслимых вещах и с досадой расходились около полуночи. Театр одной постели … А потом зажигается свет, и актеры расходятся по домам. Свадьба Лазика почему-то не состоялась, и мы вдвоем бродили по Риге, заходили в бесчисленные кафе, католические и лютеранские церкви, музеи, ездили на взморье, к кому-то в гости и говорили обо всем на свете. На вершинах святости истина одна — как едино солнце, небо и… любовь. Но роман с милой Катей не склеился: я жаждал свободы и творчества, а вовсе не семейной жизни. Со временем стало ясно, что его совет спас меня от неминуемых и неумолимых преследований: я многое потерял, но не был брошен в тюрьму или отправлен в психбольницу для принудительного лечения по методу профессора Снежневского — от вялотекущей шизофрении под названием «православная вера». От Эллы я узнал о монахине Иоанне Рейтлингер , ученице Сергия Булгакова и парижской эмигрантке, о ее замечательной иконописи, и даже получил в подарок иконку сестр ы Иоа нны «Знамение Богородицы», впоследствии пропавшую. Kaliningrad Busbahnhof Zheleznodorozhnaya ulitsa 7. Духовник не на все вопросы ответить может. Гости приносили яблоки и сырую морковь, кто-то мог заявиться с двухлитровой банкой дистиллированной воды, мутной от добавленного меда и лимонной мякоти, и весь вечер потягивать ее, сверкая глазами на опавшем лице. Я понял, как много в жизни значит желание. Она будто испугалась, увидев меня. Наконец, новокрещеный вышел, сияя.
Отец Александр поманил нас в соседнюю комнату, попрощался с дамой, протянул ей для поцелуя нагрудный крест, улыбнулся нам:. И потому в каждой религии есть понятия «святость», «праведность»…. Среди ближайших друзей Эллы был киновед Андрей Бессмертный, ревност-ный прихожанин отца Александра Меня. Главным для соседей было совсем другое: то и дело, путая календарь, у нас в семье возникал шумный, бестолковый праздник. Увы, в ближайшем же споре я окончательно убедился: духовные истины утверждаются или опровергаются не в философских и богословских прениях, а жизнью человека или народа, прожитой по его вере. Забылись страхи, исчезли мысли о гэбистах , жизнь умиротворенно затихла на целых три года. Начало в свободном стиле. Первая ведет ко второй и ее символически объясняет, — начал я. За чаем пытался всех сблизить, пошучивал, бесхитростно поглядывал, будто глазами своего сына Миши, подростка лет двенадцати, — но на вопросы отвечал всерьез:. Он первичен: земное — небесное, жизнь — смерть, бесконечность … Что такое линия, крест и круг в одной композиции? Наши Автобусы. Мне простили это бегство еще и потому, что учился я отлично, без усилий и в целом вел себя вполне разумно. Но как?
На следующий день Ольга, улыбаясь, поймала меня на факультете, потянулась с поцелуем:. Двери этой квартиры всегда были открыты. Подождала, пока я приду в себя, рассказала, что год назад, после второго аборта и психушки , она подсела на какие-то жуткие таблетки. Разговор пошел по-другому:. Каждый старался обзавестись Библией или хотя бы Евангелием, Псалтырью, молитвословом. Конечно, забавные развлечения были вовсе не главными в жизни. У тогдашних хиппи почти не было покупного « прикида », фенек , общего сленга, вместо этого были близкие интересы, вкусы, представления о жизни и полная свобода. В Латвии через Telegram-каналы открыто продают наркотические и психотропные вещества. Лицо ее за несколько месяцев изменилось еще больше, чем голос: сквозь бледную кожу проступали скулы, плохо подкрашенные воспаленные глаза влажно блестели. Перед нами в простой суповой тарелке пестрели фантики дешевых карамелек. Курить, употреблять алкогольные напитки и наркотики в автобусе. Но вскоре меня захватила любовь, и мы разошлись. Мне очень плохо. Мне гораздо ближе было розановское «гуляй, душенька, перед смертью покаешься», чем безропотная отдача воли приемному батюшке.